Автор статьи: Мелентьева В. В.
Иллюстрации из фото-архива Церковно-археологического кабинета Москвоской духовной академии.
В 30-ти километрах от города Котласа, среди прекрасного бора есть дивный уголок земли русской, почти не тронутый цивилизацией – село Туровец.
Впервые в письменных источниках Туровецкий погост упоминается в 1533 году. Святость этого места определяется не только явлением здесь образа Божией Матери Одигитрии, но и чудесами защиты от нападавших племён черемисов еще во времена Ивана Грозного, а также множеством чудес исцелений, о чем свидетельствует «Сказание об иконе Богоматери на Туровецком погосте» [1].
За пять прошедших веков многое изменилось. Строились храмы, сгорали или становились ветхими, разбирались и снова строились. Таким образом, на Туровце всего было построено 8 храмов, 2 из них существуют до сих пор [10].
Крупное село Туровец, жившее бурной жизнью, (были даже свои: школа, магазин, колхозная пасека) в результате борьбы с религией постепенно пришло в упадок. Жители подались в близлежащие города и посёлки. Около храма в 60-х годах прошлого столетия оставалось всего несколько жилых домов, а к 80-му году их уже не было совсем.
Вот в этом святом месте стал нести свою пастырскую службу тогда еще иеромонах, а потом игумен, а в конце жизни архимандрит Модест (Мелентьев Андрей Александрович).
Об архимандрите Модесте и его жизненном пути удалось много узнать не только от его соратников, родных и знакомых, но больше всего из письменных источников, так как он оставил много своих личных записей, дневников, фотографий, документов, отражающих различные события в его жизни.
Родился он 11 июня 1915 года в д. Степшинская Великоустюжского уезда. Вот что пишет он в своих дневниковых записях о себе: «С юных лет я имел необыкновенное желание к монашеству и священному чину: устраивал в лесу келику (тайное место) и там, поставив иконы, молился, как умел и представлял себя священником. Одевался в какую-либо хламиду в виде ризы. Повесив кусок рельсы на ветку дерева, звонил железным молотком ”ко службе“. За сиё увлечение терпел немало от родителей оскорблений.
Восьми лет я был отдан учиться грамоте. Полторы зимы учился, преуспел в познаниях учения удивительно скоро, одновременно учился дома славянскому языку по псалтырю и молитвам от своей матери. Волосы не давал стричь и во время учения носил одежду длинную. Когда наступали праздничные дни, то вставал рано и уходил ко службе в церковь, которая находилась в 3 верстах от нашей деревни. Летом, босыми ногами, зимой в лаптях.
Научившись читать, стал брать книжки из церковной библиотеки. Я просиживал целые ночи за книгами, севши за стол со светом лампады. Читал, а потом, помолившись, ложился тут же на лавку за стол спать, положа под голову кошель с книгами.
В 10 лет от роду, начал плакать и проситься у родителей отпустить меня в монастырь. Отец увез меня в Лальск, в монастырь и оставил там на житьё» [2].
Первое серьезное испытание
Господь подвергал будущего монаха испытаниям по мере его духовного роста. А в 1932-м году 17-летнему Андрею Бог уготовил первое серьезное испытание духа. Вот как он об этом пишет: «…случилось искушение у кого-то, а именно наговор на меня. Пришел милиционер и арестовал меня и увел на станцию Луза, к начальству. А те увезли в Котлас и много пугали и допрашивали и посадили в холодный барак. Просидел там 5 суток, голодом морили, а потом снова были допросы и страх. Ничего не добившись, отпустили ночевать на волю, пошел я в ближайшую деревню. Стучался во многие дома, но никто не пустил. Побродил по деревне, и залез под крыльцо одного дома и немного задремал. Была весна ранняя, половодье. Шел снег и дождь и ветер был невыносимо холодный. За всё время пребывания в Котласе сотрясало меня как в лихорадке, а кормить никто и не думал.
Наконец отпустили меня домой. Пошел пешком по железной дороге, в больших сапогах, купленных у выселенцев за 30 рублей. Силы оставили совсем в пути. Зашел в железнодорожную будку, старушка дала маленький кусок хлеба, посолила его и дала две картошки. Съевши сию пищу, пошел дальше. О, Боже мой, как пошагали мои ноги, чудно весь ожил, и вспомнил слово псалма – хлеб сердце человека укрепит. Шел дальше, и вот застигла меня ночь, подошел к одной караульной будке, забрался на сеновал осторожно, и, зарывшись в солому, прилег немного отдохнуть. А голодному не спится, встал и пошел далее. Во все время пути много излилось молений ко Господу Богу и Пречистой Богоматери и святым угодникам.
Пришедши домой к родителям, нашел их в больших слезах по мне, и целый тот год не поступал никуда на место»[2].
Страдания за веру Христову
В 1937 году начались репрессии священников. 28 сентября 1937 года двадцатидвухлетний Андрей Мелентьев был арестован по обвинению в контрреволюционной агитации, потому что после закрытия собора собирал подписи граждан для открытия храма (как свидетельствует запись в книге о репрессированных) [12].
Репрессия. Слово короткое, неизвестное для многих, но очень страшное. Что это такое, описывает в своем дневнике отец Модест.
«В ночь на 28 сентября Господь послал испытания мне и прочему духовенству. Нас арестовали и посадили в нежилой холодный соседний собор. Просидели мы в нем до Покрова, а 14 октября увезли ночью в Котлас и посадили в баржу парохода и отправили в Устюг… Там сразу в баню, обыскали всех, постригли и отведены были мы в бывший Михайло-Архангельский монастырь и заключены в камеру № 8. Пробыли мы там до 11 ноября. Всё было отобрано от нас: и крестики, и пояса, и четки. Скорбь была великая без всего этого орудия духовного. При отправке в Котлас я вытребовал свой крестик нательный деревянный, восьмиконечный с серебряным распятием, в два вершка длины. Не могу изъяснить, как обрадовался возвращению креста, лобызал его с великими слезами и воздыханиями. И уже путь до Котласа пешком не был страшен. 70 верст не евши, шли мы пешим порядком, не разрешалось ночевать в пути. Дошли мы до Красавинской фабрики 25 верст, впустили нас 150 человек в один дом. Жара, духота невыносимая, нестерпимая жажда палила всю внутренность. Я все время находился со старичком священником отцом Павлом Тюрниным. Принесли нам на всех два ведра кипятка. Я перво-наперво напоил отца Павла, а уж самому – сколько осталось. Пробыли мы тут два часа и ночью пошли далее по голой замерзшей земле. Измучились безмерно, шли, поддерживая друг друга с отцом Павлом. А если отпустимся невзначай, то оба падали.
Пришедши в Котлас, Господь послал нам милость: 12 человек духовенства поместили отдельно от прочих, в камере. Ноги нисколько не двигались, я не мог даже положить их на койку. Отдохнувши тут 3 ночи, начали нас погружать в вагоны и отправлять на мурманскую дорогу. С 15 ноября ехали мы в дороге до 30 ноября. Привезли нас в Карелию, в лес. Там высадили, были для нас раскинуты брезентовые палатки для жилья. Холод, голод были невыносимы. Начали ходить в лес на работу под большой охраной, как великие преступники. Начали наши люди уходить в больших количествах на тот свет. Много горя и кручины пережил я за эти 8 лет заключения. Только молитва и утешала, и подкрепляла душевные и телесные силы. И её, святую молитву, не оставлял никогда и тайно и явно в бараке и на работе молился. И на волю Господню во всем полагался. И вот после многих скорбей и соблазнов, горя и нужды, обид и унижений, Господь ссудил мне выйти на свободу в апреле 1946 года» [2].
Но не обозлился Андрей на власти, а, как и многие люди во время войны, трудился на благо Родины. В одном из писем священника Павла Невмержицкого есть строки об отце Модесте. Он пишет: «…Я лично проработал 6 лет в заключении вместе с отцом Модестом…Нам двоим лагерное правительство преподнесло Почетные грамоты и награждение деньгами за хорошее поведение и работу…» [2].
Забегая вперед, можно сообщить, что приказ о реабилитации Мелентьева Андрея Александровича вышел только 28 июля 1989 года.
После возвращения Андрей Мелентьев снова стал служить в Лальском соборе, а в декабре 1947 года он принял постриг и был наречён в монашестве именем Модест, затем рукоположен во священника.
Седьмого февраля 1956 года иеромонах Модест был назначен настоятелем Свято-Богоявленской церкви села Туровец Котласского района.
Начало службы на Туровце отца Модеста не было радостным: на это место претендовал другой священник, несколько лет назад служивший там отец Григорий (Лопатин). Некоторые члены Приходского собрания (так называемой «двадцатки»), которые привыкли, и которым нравился отец Григорий, были против нового неизвестного священника, встретили отца Модеста «в штыки», даже написали петицию в Патриархию. Однако духовное начальство не удовлетворило их просьбу, оставило свое решение о назначении настоятелем Туровецкой Богоявленской церкви иеромонаха Модеста.
Отец Григорий стал исполнять обязанности псаломщика. Особо поддерживающие его сотрудницы Е.М. Кислякова и Т.Г. Веретенникова, «виновницы смуты», как их назвал отец Модест, смещённые Приходским собранием со своих должностей, образовали «оппозицию», всячески подрывали деятельность отца Модеста, мешали выполнять обязанности, отрицательно настраивали людей. Тогда им было предложено покинуть Туровец. Вместе с ними уехал и желаемый многими отец Григорий. Все это оставило очень неприятный осадок на душе отца Модеста, он глубоко переживал, так как Т.Г. Веретенниковой были распущены слухи о том, что он выгнал отца Григория [2].
Нелегко давалась служба отцу Модесту в части налаживания требуемого всеми церковными правилами порядка, так как служившие понемногу перед ним священники отец Илья и отец Виктор не успели навести должный порядок после руководства недостаточно требовательного отца Григория (Лопатина).
В своем рапорте архиепископу Архангельскому и Холмогорскому Никандру по этому поводу отец Модест писал: «…от всех этих горьких корней, глубоко заросших, я ныне объемлю горькие и плоды. Насколько хорошо и благодатно это место, настолько враг и действует против… Я принес им мир, трезвость, все духовное и святое, а они на меня с мечом. Сколько я получил здесь огорчений и клеветы, тайно раздуваемой против меня! Очень тяжело жить и терпеть и добра не видится впереди…» [2].
Страсти по отцу Григорию после его отъезда потихоньку утихали, люди стали привыкать к отцу Модесту. Если в начале служения в течение почти трех месяцев «бойкота» он сам пек просфоры, открывал храм, звонил в колокола, зажигал лампады, то появились помощники из старого коллектива, а также приехали новые.
Инокиня Анфиса (в миру Анна Ивановна Ержанинова), как и отец Модест прошедшая муки репрессии, сразу стала помогать в алтаре. Грамотная семнадцатилетняя Серафима Ивановна Игумнова стала выполнять обязанности счетовода, чтеца, уборщицы. Старостой стал Андрей Федерович Мезенцев, его помощником – Заборский, казначеем – Егор Иванович Вяткин. После его смерти стала казначеем Феодора Григорьевна Гладкова. Восемнадцатилетняя Галина Трофимовна Седелкова, пришедшая после смерти инокини Анфисы, сначала была сторожем, уборщицей, пела на клиросе, потом стала старостой. На этом посту её сменила Мария Прокопьевна Нерадовская. Инокиня Евфимия (в миру Ксения) и инокиня Евгения (в миру Анастасия Степановна Зиновьева) помогали батюшке в храме. Александр Федорович Раздобурдин был председателем ревизионной комиссии. Глафира Николаевна Шарина тоже появилась при отце Модесте и прослужила на Туровце шестнадцать лет.
Жизнь продолжалась и отец Модест, не отступая со своего пути, продолжал нести свою нелегкую пастырскую службу на Туровце, но уже вместе с помощниками, приучая их к ответственности.
Послушница Галина Трофимовна Седелкова вспоминает: «Я была молодая, всего восемнадцать лет. Мы дежурили по ночам и каждый час «отбивали» время. По молодости спать очень хочется, особенно под утро. Прозеваю порой «отбить», утром отцу Модесту доложат, а от него достанется, строгий был» [7].
В результате, несмотря ни на что, порядок батюшка навёл. Об этом говорят строки из письма от 04.12.1957 года за 122-я подписями граждан общины верующих, адресованному архиепископу Никандру: «…со времени настоятельства иеромонаха отца Модеста при нашем храме, многое изменилось к лучшему, во-первых, самое главное, чем жива христианская душа – это внятная уставная истовость Богослужения проповеди слова Божия каждую службу…чистота и полное благолепие храма Божия и по хозяйственной части везде строгая дисциплина и расчетливость. Всегда мы видим его трезвого и во своем чину, не делается ни малейших поблажек членам церковного совета, как это было раньше. В прошедшие годы приходная сумма почти всегда была в норме 58 тысяч в год. За время служения отца Модеста при нашем храме повысилась доходность в 1956 году на 20 тысяч рублей, а в 1957 году на 40 тысяч и более. Но несмотря на все это лучшее в приходской жизни отца Модеста…отдельные личности ведут подрывную деятельность против отца Модеста и занимаются грязной пропагандой против его справедливой и безупречной жизни. Он достоин высшей награды за его труды (чего мы ждем от Вашей милости ему), а не порицания и опорочения…»
Поддерживали отца Модеста родные и друзья. Некоторое время жила на Туровце мама, Серафима Яковлевна, приезжала в гости сестра, Анастасия Александровна, племянницы, священник из Грузии отец Виссарион, другие священники с паствой [4].
Друзья постоянно поздравляли с праздниками, поддерживали морально. Архангельский священник протоиерей Николай (Вотчинский) писал: «…не взирай, дорогой мой, на все житейские бури, на то она и буря, чтобы пронестись мимо. Своя совесть дороже…» [2].
Указом архимандрита Никандра от 24.04.1958 года отец Модест был переведён на службу в село Айкино Коми АССР. Батюшка сдал все дела и имущество Приходскому совету и поехал к месту назначения. Однако в Котласе его догнала телеграмма, повелевающая служить на Туровце до Радоницы, а позже последовала телеграмма с приказом продолжить службу до особого распоряжения (которое поступило через четыре с половиной года).
Финансово-хозяйственная деятельность, гонения
16 января 1959 года вечером на Туровец приехал участковый милиционер Геннадий Павлович Шиловский, без предъявления документов на право проверки и обыска потребовал приходно-расходные документы и сделал обыск в комнате отца Модеста. Взял 3 100 рублей и просил приготовить еще. На вопрос отца Модеста: «Что это значит?», милиционер ответил, что поступили жалобы на неправильное расходование церковных средств. Зная, что у него все в порядке, отец Модест подал рапорт в Епархию и попросил епархиальную канцелярию проверить церковные документы по приходу и расходу денежных средств, акты ревизионной комиссии. Таким образом, он смог защититься от клеветников. За помощью найти управу на участкового пришлось ехать в Архангельск. В результате на Туровец прибыли представители МВД области, Котласа, разобрались с незаконными действиями участкового и заставили возвратить деньги (что и было сделано).
Вся эта история неблагоприятно сказалась на слабом после ссылки здоровье отца Модеста. Он заболел, как он пишет, «сердцем и нервами» и послал рапорт архимандриту Никандру 28.01.1959 года с просьбой отпустить его из Архангельской епархии, чтобы вернуться на свою родину в Кировскую епархию и ухаживать за престарелой матерью. Ему шли письма с приглашениями служить в различных храмах Кировской области: города Советска, села Мутошкино, села Великорецкого, села Злобино, села Ямского Котласского района [2].
Но разрешение на перевод не поступало, и отец Модест продолжал служить на Туровце. Народ любил это место и, невзирая на запреты, особенно в большие летние праздники (Троицы, Туровецкой Конной, Явления Божией Матери Одигитрии) собирался из окрестных мест в большом количестве.
Ежегодно в местный праздник Конной, взяв икону Божией Матери, шли крестным ходом на место, где была обнаружена чудотворная икона, то есть к часовне [10].
Водосвятный молебен служили у деревянного храма [3].
Лев Николаевич Зиновьев рассказал, что о всех крестившихся и венчавшихся в храме требовали докладывать. Будучи водителем, он в пятидесятые годы часто возил на Туровец секретаря парткома запани поселка Шипицино, организовывавшего «облавы» на своих работников, особенно коммунистов, которые в церковные праздники посещали храм [5].
Кроме проведения служб, церковных обрядов крещения, венчания, отпевания, выполнение которых не приветствовалось властями, отец Модест, как настоятель, был ответственным и за всю финансово-хозяйственную деятельность храма.
Согласно письму финансового отдела Котласского Райсовета депутатов от 21.01.1959 года, всем работникам храма, получающим заработную плату, необходимо было ежегодно сдавать заполненные декларации о доходах в установленный срок. Ответственным являлся настоятель. Вовремя надо было платить и личные налоги: подоходный и на холостяков.
Отчетность перед епархией, служебная переписка занимала немало времени. Отпуска священнику предоставлялись следующим образом: сначала он должен был написать прошение о предоставлении отпуска, затем получить разрешение епископа и получить из канцелярии номерной отпускной билет. Например, в таком отпускном билете за № 260 от 20.04.1959 года, выданном отцу Модесту, кроме срока и причины отпуска, указано, что «иеромонах Модест под судом и следствием не состоит и в священослужении не запрещен, о чем Архангельский Епархиальный Совет своим подписом и приложением печати удостоверяет» [2].
Среди архивных документов отца Модеста есть распоряжение Канцелярии архиепископа Никандара за № 304 от 30.03.1961 года, предписывающее настоятелям церквей проверить электрические сети внутри и снаружи храма, перезарядить огнетушители, проверить крепость паникадил (больших светильников в храмах) и доложить немедленно. Кроме проверки отцу Модесту, по-видимому, пришлось устранять и выявленные недостатки.
Храм находится в лесу, своего транспорта нет. Отец Модест обратился с просьбой к уполномоченному Совета по делам Русской Православной церкви при Совмине СССР по Архангельской области разрешить купить лошадь. Ответ был таков: «Покупку лошади разрешить не могу, так как сенокосных участков Вам не выделят и нечем будет ее кормить» [2].
Председатель райисполкома, добросовестно выполняя свои обязанности, был особенно зол на церковь, гонял всех, запрещал ходить, поддерживать, запрещал давать муку для просфор. Приходилось всячески доставать, привозить. Однажды, когда скрытно везли муку в почтовой машине, её заставили открыть и выгрузили муку прямо в лесу. Пришлось потом перевозить её на тележке [3].
Послушница Глафира Николаевна Шарина рассказывала, что однажды на Туровец приехал председатель местного колхоза и стал требовать ключи от храма, сказав, что ему его передали, и он сделает там склад. Ключи ему не дали, а наутро она вместе с псаломщиком поехала в Москву. «Приняли нас вежливо, я тому чиновнику всю ситуацию объяснила. Он куда-то сходил, принес бумаги и сказал, что есть закон, что у каждого священника должен быть только один храм, а у нас там два. Поэтому, один можно бы и передать, только не таким способом, как ваш председатель хотел бы сделать. Поезжайте домой, разберемся. Так, на какое-то время храм мы отстояли, не дали осквернить» [9].
Инокиня Евгения рассказывала, что после празднования Успения Божией Матери в августе, отслуженного отцом Модестом в 1960 году, от райисполкома поступило указание закрыть одну церковь. Так как деревянная летняя церковь требовала большого ремонта, решили служить в каменной церкви. В деревянную церковь был разрешен только вход вниз в кладовую. Поэтому монахини, жившие при церкви, хранили ключи, прятали их, не отдавали никому [3].
Монахини жили впроголодь, питаясь в основном дарами леса. Прихожан было мало, так как ходить в церковь фактически запретили. Народ жил бедно, поделиться нечем, поэтому были рады любому сухарику. Батюшкам местные жители носили молоко, а порой они сами ходили за ним в близлежащую деревню Носыриха (Красная Гора), а то и просто чайку попить.
Строгий и очень ответственный в церковных делах, отец Модест был очень мягким, чутким человеком. Пройдя суровую школу жизни с арестами, репрессиями, он научился ценить каждый день на свободе. Был он и добрым, отзывчивым. В его архивных документах находятся две расписки прихожан, бравших лично у него в долг деньги по 300 рублей [2].
Галина Трофимовна Седелкова вспоминала: «… когда посоветуешься с ним насчет своих личных проблем, он обязательно подскажет, как поступить. Если так и сделаешь, то всегда получается хорошо» [7].
На Туровце отец Модест оставил свой след: при нем были обновлены хозяйственные церковные постройки (дом для прихожан и дом для священника) за счет недорого купленного дома Заборских из деревни Белые и пожертвованного имущества богатого жителя деревни Новинки Прокопия Федоровича Гундорова (дом, сараи), поскольку на храмовые нужды стройматериалов не было [3].
Забота о прихожанах
Прихожане полюбили батюшку, благодарностью отвечали на его любовь, заботу о них. Вот и пример: храм находится далеко в лесу. Люди собирались отовсюду, в основном пешком, на попутном транспорте (лошадях, машинах).Конечно, прихожане уставали, а впереди еще обратная дорога. Учитывая все это, заботливый батюшка за церковной оградой построил длинные столы со скамейками. Службы проходили долго, по всем правилам, заканчивались к обеду. После службы на столы ставили большие кипящие самовары, сразу три. Прихожане садились, доставали свои узелки с едой, пили чай, отдыхали, и, довольные, расходились по домам
Раньше было принято в церковные праздники (особенно в Рождество и Пасху) обходить дома прихожан, живущих недалеко от храма «со славой». Для этого сначала необходимо было получить разрешение уполномоченного.
Процедуру «славы» я опишу по своим детским воспоминаниям у бабушки в деревне Новинки. Батюшку ждали, готовились. Весть о том, что батюшка пришёл в деревню, мгновенно разлеталась по домам. Дети сидели дома смирно. Батюшку встречали хлебом-солью. Он и пришедшие с ним монахини пели «Христос Воскресе», благословляли всех живущих в доме. Хозяйки, стесняясь, давали монахиням с собой скромное угощение: кто яички, кто пирожки, а кто и просто черный хлеб (ярушник). На сохранившейся фотографии тех лет отец Модест с жителями деревни Новинки: с какой гордостью и радостью стоят рядом с батюшкой эти простые люди, взрослые и дети, чувствуется, что у них праздник в душе…
Оценка пастырского труда
Оценку тому, как служил отец Модест, вернее, как проводил службы в храме, можно дать, прочитав письмо ленинградки Анны Васильевны. Она пишет: «…Туровецкий храм Божий я посещаю очень давно, но такого благолепия и такой дивной службы, прославляющей Чудотворный образ Богоматери я не встречала раньше, а вижу только при Вас. Многие из верующих были в Туровецком храме первый раз, и со слезами умиления вспоминают незабываемую вечернюю и утреннюю службу в эти дни…»
Внучка священника отца Павлина (Курилова) Нина Андреевна вспоминает слова отца Модеста, сказанные на проповедях в Туровецком храме прихожанам: «ЕСЛИ МЫ ВЕРИМ В БОГА, А НИЧЕГО НЕТ – МЫ НИЧЕГО НЕ ТЕРЯЕМ, ЕСЛИ НЕ ВЕРИМ, А ЕСТЬ – МЫ ВСЕ ПОТЕРЯЕМ» [6]. Люди, задумайтесь, пожалуйста, над этими словами, насколько они мудры!!!
Архангельский священник протоиерей Николай в своем письме отцу Модесту 03.03.1958 года пишет: «Наш благостнейший Владыка тебя всегда и везде ставит как образец пастыря, послушника…и искренне преданного делателя святой церкви. Всякая забота о своем здоровье, удобствах, выгодах житейских, я знаю, что тебе чужда и пребывай, друг мой любимый – в этом настроении, а Господь неисповедимыми своими путями приведет тебя туда, где ты должен быть….».
Действительно, пути Господни неисповедимы, 2 сентября 1961 года отца Модеста постигло большое горе – умерла мама Серафима Яковлевна. Батюшка очень сокрушался о том, что не исполнилась его мечта – дать покой матери, осчастливить последние годы ее жизни. Последние просьбы о его переводе в Кировскую епархию так и не были удовлетворены.
Через год, в сентябре 1962 года, поступило указание о переводе отца Модеста настоятелем в Свято-Сергиевский молитвенный дом в селе Ширша Архангельской области. Это было неожиданным известием для туровецких прихожан, 16.09.1962 года состоялось собрание Приходского совета («двадцатки»), на котором было решено послать делегацию в составе трёх человек в Архангельск, просить о возвращении отца Модеста. До выяснения вопроса решили передачу инвентаря не производить и вновь назначенного священника отца Варнаву (Улитина) до службы не допускать [2].
Получилось, что на первом собрании на Туровце отца Модеста не хотели допускать (хотели отца Григория), на последнем – не хотели отпускать, полюбили его.
За шестилетний период пастырского служения на Туровце отец Модест был отмечен Патриархом Алексием следующими наградами: 13.04.1959 года – наперсным крестом (носится на груди), в 1961 году он был возведён в сан игумена и награжден митрой (специальным головным убором, украшенным образками и камнями) [2].
Полюбил батюшка Туровец всей душой и в дальнейшие годы своей жизни часто приезжал туда, учил, наставлял молодых священников, в том числе и отца Василия (Яворского).
Дальнейший путь во славу Божию
Кратко продолжим прерванную биографию. Итак, после службы на Туровце, игумен Модест был направлен в Архангельск. Далее служил он в Красноборске, Каргополе, Вельске, Сольвычегодске, Архангельске. В общем целом он 35 лет проповедовал православие на Севере. Затем служил в Устюге. Несколько лет батюшка не мог работать из-за болезней, сказавшихся в результате ссылки. В 1979 году у него в результате инфаркта отнялась рука, было поражено зрение. Но Господь смилостивился над своим угодником и возвратил ему здоровье.
В 1989 году архимандрит Модест вместе с прихожанами начал восстанавливать разрушенный Введенский храм около Лузы. После третьего инфаркта, 18 августа 1990 года, его не стало. К тому времени храм готов был: и крышей покрыт и окна вставлены. Похоронен дорогой батюшка у алтарной стены [8].
За свою дальнейшую после Туровца многолетнюю пастырскую службу игумену Модесту в 1970 году была подарена палица (четырехугольный платок, который носится на правом бедре), в 1977 году он был отмечен наградным крестом с украшениями, в 1978 году – почетной грамотой и орденом 3 степени Святого князя Владимира. В 1981 году он был возведен в высший монашеский сан – архимандрита и одарен наградной митрой, инкрустированной алмазами [2].
Очень метко сказал об архимандрите Модесте устюжский священник отец Ярослав: «…это человек святой жизни, настоящий русский праведник. Он из тех “верных” батюшек, из тех ревнителей древнего благочестия, каких мало сейчас» [11].
Я его полностью поддерживаю. Думаю, что многие согласятся с этим.
Источники:
Информаторы:
Литература:
10. Лебедев В. «Св. икона Одигитрии Божией Матери Туровецкой, в связи с историей построения храмов в селе Туровце Вологодской губ., Устюжского уезда» // ЧОЛДП.− 1911. − №10. − С.672-677.
Фотографии были выполнены священником Владимиром Платоновичем Жоховым в 1953 году во время объезда епархии новым епархиальным архиереем - Архиепископом Вологодским и Череповецким Гавриилом (Огородниковым), назначенным временно управляющим Архангельской епархией. Альбом с фотографиями был изготовлен в семи экземплярах свящ.Владимиром Жоховым и один передан в Московскую духовную академию в качестве отчета о работе студента МДА в летний период 1953 года. (свящ. А.Головчанский)
